И что ты еще собираешься сделать? — спросил презрительный голос внутри него. Для полноты картины остается только напиться с горя и поплакать в подушку. Нет, определенно надо вести себя более сдержанно при жене. Ведь она принимает все так близко к сердцу.
В коридоре Эшли встретила Карлоса и еще одного слугу, который нес ее чемодан. Она последовала за ними.
— Сеньора…
Дворецкий пригласительным жестом открыл дверь одной из комнат и, придержав дверь для носильщика, вошел сам.
Ага, это ее спальня, догадалась Эшли. А там, за стенкой, располагается спальня Родриго, из которой она только что вышла. Вот и дверь, ведущая как раз туда. Видимо, это традиция супругов из богатых семей — иметь раздельные спальни. Что ж, это здорово. Подумать только, могла возникнуть необходимость делить с ним одну постель!
Но такие мысли не развлекли Эшли. Она мимоходом посмотрела на свое отражение в зеркале и увидела, что ее глаза все еще полны слез. Как же все-таки одно его неласковое слово может безвозвратно испортить ее настроение.
Конечно, когда она была официанткой, он держался с ней более сдержанно. Хотя, вероятно, в силу того, что воспринимал ее как что-то вроде бесплатного приложения к поданному ею бизнес-ланчу.
Эшли сконцентрировалась на том, что необходимо сделать. С застенчивой улыбкой она подошла к Карлосу.
— Я бы хотела бегло осмотреть дом, — проговорила она, пытаясь не краснеть от стыда, а дружелюбно улыбаться. Едва ли она сможет делать вид, что в течение определенного времени жила с мужем под одной крышей, если даже не будет знать расположение комнат.
Ей вдруг подумалось, что количество вранья, которое последовало за ее безобидным и вполне правдивым заявлением о том, что она — его жена, начинает переходить всякие границы и становится еще больше, хотя сама она этого совершенно не хочет. Совсем скоро к Родриго вернется память, и он вспомнит, кто такая эта его жена на самом деле. Оценит ли он ее поступок? Поймет ли?
Тем временем Карлос, не спеша и обстоятельно, рассказывал ей о каждой комнате. Дай ему волю — и он расскажет о каждом галстуке в каждом шкафу. Эшли подгоняла его, как только было возможно. Она не могла надивиться гигантским размерам дома и необыкновенному уюту, с которым обставлена каждая комната. Здесь не было кричащей и безвкусной роскоши, обычно царящей в домах богатых, но не разбирающихся в искусстве людей. Каждая вещь, будь то предмет мебели, ковер или картина на стене, была отобрана не случайно. Во всем чувствовалась рука знатока.
Дворецкий не забыл показать ей и кухню, где она выразила скорее разочарование, чем одобрение, узнав, что в доме существует специально разработанное меню на каждый день года. В благодарность за любовь к большей гастрономической свободе шеф-повар-француз поцеловал ей руку, а затем сбегал на задний двор и вернулся с еще не до конца распустившейся розой. Встав на одно колено, он церемонно преподнес ее Эшли. Та звонко рассмеялась и, вставив розу себе в волосы, отправилась принять душ перед ужином.
Вернувшись в спальню, она обнаружила, что все содержимое ее чемодана уже разложено по шкафам и ящичкам, что в первый момент несколько ее озадачило, потому что нужно было облазить всю комнату, чтобы что-нибудь найти. Поняв, что где лежит, она пошла в душ. Ванная комната была роскошной. Сама ванна по размерам напоминала небольшой бассейн, но Эшли решила на первый раз ограничиться душевой кабиной. Ополоснувшись, она снова вставила в волосы подарок шеф-повара, завернулась в огромное пушистое полотенце и босиком вышла в спальню.
Там ее уже ждал Родриго.
От неожиданности она отпрянула и не сразу сообразила, как он сюда попал. Однако, взглянув на открытую дверь, ведущую в его комнату, все поняла.
— Тебе очень идет эта роза, — с улыбкой проговорил нежданный посетитель.
Эшли инстинктивным движением поправила цветок.
— Повар сделал мне подарок за то, что мои гастрономические вкусы совпали с его вкусами.
Родриго успел сменить деловой костюм на легкие льняные брюки и летнюю рубашку без рукавов. Смотрелся он просто потрясающе, и Эшли не могла отвести взгляд от его мужественной фигуры. Он был настолько сексапилен, что она буквально физически почувствовала накрывающую ее волну незнакомых доселе желаний.
Ее появление заставило и его затаить дыхание. Поступок повара не казался ему таким уж забавным. Но он прекрасно понимал, чем вызван этот жест. Кожа Эшли была безупречной, глаза — небесно голубые, а губы — алые и сочные, как спелые вишни. Он чувствовал, что его тело опять начало возбуждаться, и наблюдал за этим почти с научным интересом. За всю свою жизнь — если, конечно, не брать последние пять лет, за которые не мог отвечать, — он никогда не испытывал такого неотвратимого и молниеносного желания по отношению к женщине. Интересно, он всегда испытывал подобные чувства к жене? И всегда ли так безудержно хотел ласкать ее прекрасное молодое тело?
Ощущение собственной наготы, скрываемой лишь полотенцем, неимоверно смущало Эшли. Она не знала, как себя вести, чувствуя, что ее грудь наливается и становится более упругой. Но, встретившись взглядом с полными неприкрытого желания глазами мужа, она совершенно забыла о своей стыдливости и лишь чувствовала, как ее переполняет страсть. Снова возобновилась ноющая боль пониже живота, которая теперь просто жгла ее изнутри. Эшли не могла ни двигаться, ни говорить, ни даже думать ни о чем, кроме предмета своей любви.
Атмосфера в комнате была пропитана электричеством.